Известному кубанскому фольклористу Григорию Концевичу в 2023 году исполняется 160 лет

Ограненный алмаз

Наверное, оскудела бы история казачьей станицы Старонижестеблиевской, не родись в одной из её хат 17 ноября 1863 года Григорий Митрофанович Концевич. Это же касается и всей Кубани, ведь Концевич оказался из числа тех, о ком говорят: «Если человек талантлив, он талантлив во всем».

У моей бабушки Лизы образование ограничилось одним классом, да и то, по ее выражению, «было неправильным». Она больше коров пасла, чем в школу ходила. Но, между тем, девчушка схватывала все на лету, образовывалась в народной среде и, представьте себе, рассказывала мне, мальчишке, уйму сказок на сон грядущий, знала наизусть Пушкина. А еще она пела песни, которые собрал Концевич.

Вот так в моем «неоперенном» детстве появились два больших человека — поэт и песенник. Потом я пошел в школу, и Концевич потихоньку выпал из памяти. На уроках мы его «не проходили», о нем никто из учителей не упоминал — или по незнанию, или из-за боязни. Фигура по тем советским понятиям была очень опасная и враждебная.

Но история (или Бог!) навела на правду. О Григории Митрофановиче Концевиче я еще услышу не раз. Мы все услышим!

Промысел Божий

Руководитель Кубанского казачьего хора Виктор Гаврилович Захарченко говорит о старом регенте с придыханием, как о неисчерпаемой творческой личности. Однажды он поведал удивительную историю про то, как из забвения проявились дух и слава Концевича. В середине девяностых хор гастролировал по центральной России без своего руководителя. Захарченко серьезно разболелся. После концерта, прошедшего на главной сцене г. Самары, к дирижеру подошел сухонький, седой как лунь старичок и, деликатно прокашлявшись, спросил худрука. Огорчившись, что Виктора Гавриловича нет, незнакомец вру­чил дирижеру сверток с пожеланиями передать «самому».

В нём (свёртке) обнаружилась рукопись. Бегло пробежав по листам глазами, В.Г.Захарченко вздрогнул: «Бог мой!..» Он знал руку Концевича, его безупречный каллиграфический почерк, чтобы буковка к буковке.

Вспоминая это событие, Захарченко говорит: «Когда я с трепетом взял в руки переданную книгу, то это оказалась боль­шого формата на плотной бумаге рукопись Г.М.Концевича. Я глазам своим не поверил. Чудо, да и только. Читаю: «Песни кубанских казаков. Собирал учитель пения при Кубанском войсковом певческом хоре и собиратель Кубанских казачьих песен Г.М.Концевич. В период — от 15 до 17 января 1911 года».

Как потом выяснится, в рукописи был обнаружен ряд принципиальных отличий (аутентичное звучание) от тех материалов, которые выходили уже в печатных сборниках. Трогательно также и то, что первые несколько песен были записаны маэстро в станице Дядьковской, откуда Захарченко родом. Более того! Напел Концевичу эти песни казак Архип Мисько, чьих детей помогала нянчить мать Виктора Гаврилови­ча, будучи дивчиной.

Что по этому поводу можно сказать? Только одно: Бог есть, и его дела чудесны!

Спасительное золото

В 90-е годы журналистские дороги свели меня в станице Старонижестеблиевской с внуком собирателя, Иваном Митрофановичем Концевичем. Высокий, костистый дед, расчувствовавшись от рассказов о войне, с которой он вернулся с медалью «За отвагу», орденами Славы и Красной Звезды, вдруг ушел в воспоминания глубже, в детские годы.

Иван Митрофанович хорошо помнил день, когда в калитку их двора вошел по-городскому (выражение рассказчика) оде­тый, опирающийся на трость старик. Это был дедушка Гриша. Дети в нем души не чаяли. За конфеты, которые он вынимал из карманов, при этом хитро щурясь глазами, за шутки-прибаутки. Из него лилось добродушие, а дети, они ведь как лакмусовая бумажка, мигом вычисляют, кто есть кто.

Как потом выяснилось, Концевич приезжал не только для того, чтобы проведать родных и раздать гостинцы. Матери Ивана Митрофановича он оставил две золотые пятирублевки со сло­вами: «Нехорошее время заходит. Припрячь на черный день».

Видимо, этот человек что-то знал или чувствовал. Пришел страшный голод 33-го. Скребли по сусекам, промышляли, чем только можно. Ваня оказался сметливым. В полях он находил «закрома» хомяков, а в них — семечки подсолнечника, тыквы, еще какие-то зерна. Но скоро и это подкрепление закончилось. Кольцо голода стало сжиматься туже.

И тогда мать открылась. Мол, так и так, бери, Ваня, дедово золото и иди в станицу Славянскую, в «Торгсин». Так называли специальные магазины, в которых можно было обменять золото на продукты. Назад Ване повезло: обоз красноармейцев держал путь на Тимашевку, и парнишку с его ценностями — мукой, парой буханок хлеба и четырьмя фунтами растительного масла — сопроводили к самому дому. А то ведь по дороге и зарезать могли.

Так дед Григорий спас внуков. Правда, сам не уцелел. Но это уже другая история, не имеющая к голодомору никакого отношения.

Распалась связь времен…

1917 год оборвал связь времен, историческую ткань. Сши­вать ее и сшивать. Многие имеют очень отдаленное представ­ление о жизненном укладе запорожских казаков на Кубанской земле: быть бы живу, не до жиру. А между тем, помимо земли, жалованной императрицей Екатериной, запорожцы получили в дар серебряные литавры и трубы. В 1810 году протоиерей Кирилл Россинский, он же — мудрый просветитель казаче­ства, настоял, чтобы при Екатерининской церкви появилась певческая капелла: «Для благолепнейшего богослужения». Дальше — больше. В 1861 году в Кубанскую область пожаловал император Александр I. Царь так был тронут песенной культу­рой кубанцев, что вмешался «в организационный процесс», повелев именовать хористов Кубанским войсковым певческим хором. В 1901 году при Войсковом музыкальном хоре, кроме духо­вого, появился ещё и симфонический оркестр. В его репертуаре были произведения Глинки, Римского-Корсакова, Вагнера, Моцарта. Большим успехом пользовались произведения Чай­ковского: Первый фортепианный концерт и Шестая симфония.

Вклад Г.М.Концевича в культурную сокровищницу Кубани трудно переоценить. Он открывал учебные заведения для хористов, издавал школьные пособия для учителей пения, он — автор сборника песен «Четыре времени года», им обработаны и подготовлены к исполнению 200 песен черноморских каза­ков. Неутомимый Концевич собрал песни линейных казаков Кубани, а потом еще занялся исследованием музыкального фольклора Адыгеи, записав в глухих аулах свыше 200 песен и танцевальных мелодий.

Когда я оговорился, что бабушка Лиза знала о Концевиче, это не надо понимать буквально. Конечно, девчонка из станицы Славянской не посещала Екатерининские балы или большие концерты, в которых на первых ролях был войсковой хор с руководителем «приятной, интеллигентной внешности». Это делала молва, тем более что родовая станица Старонижестеблиевская — совсем близко. И, конечно, стеблиевцы, прибыв на Славянский привоз, делились впе­чатлениями о своем земляке. Приезжая в родную станицу, Григорий Митрофанович вооружался балалайкой, которая всегда висела на стеночке («наготове»), и начинался праздник. Послушать веселый шум народ сбегался со всех соседних улиц.

Запорожцы принесли на Кубань не только свои пожитки, но и песни. Те, что пелись сечевиками у костров после по­бедных боев, от горя или радости, в престольные праздники и просто так, когда к этому звала душа. На Кубани это все разбавилось культурой инородцев, людей беглых, свобо­долюбивых, для которых песня была горячей кровью. Вели­колепный аккомпаниатор из Полтавской, знающий глубину казачьей песенной культуры Валерий Константинович Коче­тов, справедливо заметил: «Ну как было не родиться здесь, в раздольной и страстной среде, Григорию Концевичу!».

Несмотря на то, что Концевич-старший, Митрофан, был не Бог весть кто в станичной иерархии — пономарь в церкви— сыну он смог дать очень приличное по тем временам образование.

Войдя в силу, «в возраста расцвет», Григорий рвался на час­ти, чтобы везде поспевать, быть собирателем, руководителем, писать аранжировки и очерки. Да-да, он проявил себя прекрасным очеркистом. Его рассказ о казаках, занимающих­ся в свободное время чумачеством (артельными поездками за солью, рыбой, мануфактурой), читается на одном дыхании.

После семнадцатого года и гражданской войны творчес­кая жизнь на Кубани поблекла. Культурой стали руководить подотделы искусства. «Под» — он и в Африке «под». Хор распался.

Путь его возрождения был тернист. Исподволь, на полуто­нах, патриоты песенной культуры протаскивали в умы партий­ных боссов идею возрождения. Не обязательно же петь «классику», казачьи песни. Вон сколько революционных и тех, что были написаны в огненном вихре гражданской войны.

В 1936 году Г.М.Концевичу предложили стать руководите­лем вновь созданного Кубанского казачьего хора. Согбенный старик смахнул быстро набежавшие слезы со щек и сказал:  «Рад служить Отечеству и родной Кубани».

 Последний концерт

…В 1937 году хор выехал в Москву, чтобы дать концерт в Большом театре. Во время зажигательной пляски у одного из казаков выскочил из ножен кинжал и — вот ведь черный случай! — полетел в сторону правительственной ложи. Был там Сталин или нет, история умалчивает, а вот то, что Концевича взяли под арест и обвинили в организации покушения на вождя — факт. Есть сведения (документально не подтвержденные), что запуганный следователями руководитель хора повредился умом и, по большому счету, допрашивать уже было некого. Но это не помешало вынести смертный приговор и расстрелять старика.

Из обвинительного заключения по делу Г.М.Концевича:

«…Концевич Григорий Митрофанович являлся активным участником контрреволюционной казачьей повстанческой организации, действовавшей на Кубани, по заданию которой входил в террористическую группу, готовившую совершение теракта над членами Советского правительства, и в первую очередь над тов. Сталиным. Являясь художественным руководителем Кубанского казачьего хора, осенью 1936 года специально был направлен организацией в Москву для осуществления террористического акта, приурочив совершение такового на момент выступления хора на торжественном вечере в Государственном академическом Большом театре, посвященном годовщине Великой Октябрьской революции…».

Так закончился жизненный путь нашего выдающегося земляка, уроженца ст. Старонижестеблиевской Григория Митрофановича Концевича. Думается, церковные колокола, при­зывающие верующих на службу, прозвенят 17 ноября, в день рождения маэстро, с тем торжеством и печалью, какими умеют звучать только они.

А на родине Концевича детская школа искусств с гордостью носит его имя, у бюста знаменитого земляка всегда живые цветы. Станичного кобзаря здесь помнят и любят.

При подготовке статьи автором использованы материалы:

Виктор Захарченко. Слово о Г.М.Концевиче. Из истории Кубанского казачьего хора, Краснодар, 2013 г.
Материалы открытых источников в интернет-ресурсах.

Открыть архив файлов