На лошадях в Царицын: предвоенные годы оставили у 103-летнего Григория Пухно неизгладимые впечатления

Спустя многие десятилетия Григорий Иванович Пухно помнит о том, как жила станица перед войной. Тогда еще местные жители не подозревали о предстоящих испытаниях.

Родная сторона

29 сентября 1919 года мне посчастливилось появиться на свет пред­последним, седьмым ребенком, у добрых и трудолюбивых родителей — вы­ходцев из казачьих семей Пухно и Лебедь. Тремя годами позже, 28 августа 1922 года, родился мой брат Василий. Отец наш, Иван Петрович, был грамотным, вы­писывал журнал «Ниву» с картинками, которые я любил рассматривать. Родня этому удивлялась, они говорили, что грамота не кормит. Характер у отца был несколько замкнутым, может от того, что в детстве он был силь­но перепуган конокрадами, которые бросались на него с вилами. Был не­многословен. Мама, наоборот, была общительной, приветливой и терпели­вой. Она имела врожденный педагогический дар, хорошо пела. Была масте­рицей-рукодельницей: умела прясть веретеном и на прялке, шить, вязать шерстяные вещи, ткать.

Пожалуй, мое первое детское воспоминание связано с болезнью. Это слу­чилось снежной зимой — родители укутали меня в кужух и повезли к врачу в Славянскую, за санями от дома и назад бежала наша собачка. Жили ску­ченно в турлучном доме, крытом красной черепицей, который родители построили в 1908 году на Причипиловке (одна из окраин станицы Ивановской).

В нынешнем понимании это был не совсем дом, здесь под одной крышей размещались жилая комната, чулан, «будка» с закромами для зерна, бочками для проса, сапеткой для кукурузы и конюшня. Жили все в одной комнате.

В 1927 году родители стали строить новый, более просторный, как тогда говорили, крытый под корешок дом. Для кровли из Гривенской было привезено 20 подвод камыша. За до­сками отец ездил в Царицын (Волгоград). За строевым лесом в Эриванскую мы ездили с отцом вместе. Это была тяжелая и дальняя поездка, по пути кормили лошадей сеном, которое везли с собой, и, съедая положенную порцию, лошади просили еще, ставя ногу в пустую корзину. С гор, помимо бревен, привезли несколько камней, которые использовались как груз для солений.

Пе­ред нашим двором был большой выгон, а за ним, на берегу лимана Великого, — амбары обще­ственного зернохранилища и пастбище. На тер­ритории нынешней конноспортивной школы до 1930 года ежегодно проводились осенние ярмар­ки. Это было местом торговли и праздничного веселья. Гремела музыка с балконов балаганов, с каруселей. В моде были граммофоны. В 1929 го­ду старшая сестра Катя нам с Васей сшила пер­вые в нашей жизни трусы. Мы продавали на ярмарке воду и на заработанные деньги вдвоем сфотографировались.

Это было ярким событием, которое запом­нилось на всю жизнь. Наш паевой надел находился вблизи дедушкиного (Петра Ивановича Пухно, 1850-1925 гг.), недале­ко от Круглика. С весны до осени семья перебиралась жить в степь, перевозили скот и птицу. Я всегда искал яйца, которые цесарки несли в растущей пшенице.

Все мои сестры и братья с ранних лет помогали по хозяйству. Ранним утром, еще в тем­ноте, меня поднимали на обмолот зерна — я был погонычем лошади, которая на току тащила за собой каменный каток по кругу. Очень хотелось спать, и когда глаза закрывались, отец плескал мне в лицо воду из кружки.

Рядом с нами жил Степан Скрыпник, 1918 г. р. – мой товарищ по детским играм в «степу». После трудового дня, в сумерках, все дети собирались вместе и, как завороженные, слушали звуки степи и следили за колыханием веток деревьев, на которых усаживались на ночь индюки. Их силуэты казались нам головами людей, которые заглядывали к нам, и мы спрашивали: «Ну, кто там, заходи!»

Шло время, менялась устоявшаяся жизнь, все стало как-то тревожно. Как и все, подросши, пошел в школу. Начальная школа была ря­дом, это было очень удобно. Обучали на украинском языке, за порядком следил техслужащий — дедушка, который проверял чистоту нашей обуви.

Я ходил в «постолах», напоминающих лапти, их отец шил из сыромятной кожи шерстью наружу, а устил­ки были из соломы. Обучение часто прерывалось. Вся школа, особенно осенью, работала на уборке хлопка до первого снега и мороза. В это время отец и мать переболели брюшным и возвратным тифом. В 1929 году семья вступила в колхоз. Бывший его председатель Дмитренко Петр Нико­лаевич часто отзывался об отце как об умелом и старательном работнике Удар бревна во время работы в плотницкой бригаде. да еще голод и малярия, подорвали его здоровье, и 16 марта 1934 года, к большой печали семьи, он умер. В это время я жил в семье старшей сестры Кати в станице Холмской. Нянчил ее ребенка, а они с мужем Николаем Маздором работали учителями в школе крестьянской молодежи (ШКМ).

Труба позвала

1 октября 1939 г. меня призвали в РККА. До этого я подружился с Ве­рой Дворник, гуртом ходили на танцы в клуб колхоза им. Кирова, с танцев провожал домой, а она провожала меня на военную службу. Когда бежала за отъезжающим грузовиком с новобранцами, то на ее туфле оторвался каблук. Пронеслась тревожная мысль о нехорошем знаке, но старались о расстава­нии не думать, Переписывались 2 года и Вера ждала…

Райвоенкомат был в ст. Старонижестеблиевской (назывался Ивановским РВК, и район был Ива­новский). Там мы пробыли сутки, 2 октября погрузились в вагоны и со станции Ангелинской отправились в Батайск. Это был небольшой перегон, а дальше направились на восток. Сначала не отходили от окон, все было интересно, особенно запомнилось 13 октября — пересекли реку Волгу.

Об Уральских горах все были наслышаны еще со школьной скамьи. А тут представилась воз­можность увидать древний каменный пояс своими глаза­ми. Какой он на самом деле? «Скоро ли Урал?» — спросили на одной из станций железнодорожника. «А вы уже еде­те по Уралу», — был ответ. Покрытые лесом, сглаженные вершины невысоких гор, отдельно стоящие скалы. По­крытые травами долины рек, разбросанные в беспорядке озера. Все заметнее вступает в свои права горная приро­да: то огромный овраг промелькнет, то вереницей бегут мимо окон высокие холмы, то поезд, ныряющий в ущелье. Под колесами грохочут мосты.

Преодолев перевал, поезд ускоряет движение. В понижении между хребтов — про­мышленный Челябинск. Дымят трубы электростанций и заводов, бегут в разные стороны линии электропередач, много железнодорожных путей. Вдруг поезд замедляет ход — кажется, что ему трудно разобраться в переплетении железнодорожных веток. Город известен своими тракто­рами марки ЧТЗ. Жаль, что остановка там была краткой. Далее путь пролег сначала по слабоволнистой, а затем и плоской равнине. Все чаще стали встречаться рощицы березы, реки, озера, заболоченные места. То здесь, то там вспыхивают разговоры о Ермаке, а то и песня «На тихом бреге Иртыша». Равномерно постукивая колесами, поезд все дальше уходил к востоку.

21 октября 1939 года прибыли в Куйбышевку-восточную, где принял нас капитан Дорофеев в 138 особый строительный батальон. После мытья в бане нас переобмундировали в старую военную форму, и мы не узнали друг дру­га, настолько все стали одинаковыми. После такого длинного пути и знакомства с моими сослуживцами я впервые осознал размеры и многонациональность Советского Союза. Запомнились ребята с Северного Кавказа, которые плака­ли после отбоя — настолько им было страшно.

Я попал в 3-ю роту 138 ОСБ, который базировался в то время недалеко от границы с Маньчжурией, в меж­дуречье Зеи и Буреи. Форсированно сооружались у границы оборонительные укрепления. 15 июня 1941 года я со своими товарищами, ефрейтором Зару­биным и красноармейцами Азаровым и Агалаковым, сфотографировались в фотоателье «Ударник». К этому времени я был младшим сержантом, коман­диром отделения. Было еще мирное время, и мы уже готовились к демобили­зации — для подарка домой я купил часы с боем, которые пришлось оставить в казарме. Ведь когда мы получили фотографии в следующее воскресенье, 22 июня 1941 года, мы узнали, что началась война.

Наш батальон перешел на полевые условия службы, начал вести скоростное строительство укрепле­ний, и нам сказали, что мы должны забыть о демобилизации. Я написал Вере прощальное письмо и «отпустил» ее. Так что примета сбылась, и она вышла замуж за Ивана Яковлевича Иголкина еще до моего возвращения с войны. Оно состоялось 28 августа 1946 года, после семи лет моей службы на Дальнем Востоке.

Из книги Алексея Ларкина «Родом из СССР»,Краснодар, издательство «Традиция», 2023 год, с.387-389.

Открыть архив файлов