Возрождение храма: как своими руками строили церковь в Старонижестеблиевской

Самый первый День независимости — три года назад, я запомнила лучше некуда. Всю ночь российского праздника мои соседи по дому черпали черную липкую жижу, вырвавшуюся из канализации и растекшуюся по квартире. Мы, несколько жильцов, помогали, пытались дозвониться до коммунхозовцев или к хозяевам дома, И всюду натыкались на глухую стену отказа: службы ночью не работают, хозяин ПМК расписался в беспомощности, да и в непонимании тоже. Своими силами кое-как грязь вычерпали. Обессиленные жильцы развешивали по забору безнадежно испорченные паласы. Мы домывали подъезды. Шел третий час ночи. А по улице раздавалось чье-то разухабистое пение. Народ отмечал подаренный им праздник — День независимости.

После той беды жильцы еще долго ходили припуганные и растерянные — что с нами будет, если не в состоянии справиться с простой канализацией. На кого надеяться, откуда ждать помощи? Правда, время шло, зловонный запах постепенно улетучивался из подъездов, ЧП забывалось, наступили другие заботы и события. Но те дни заразили меня вопросом, ответ на который я ищу постоянно, везде и во всем: что же нас держит на плаву, что спасает нас от полного отчаяния, ведь перестройка многих выбила из привычной колеи. Изменения, конечно, в жизни появились — вновь создали ту же коммунальную службу, которая дает даже ночные телефоны. Но проблем все равно столько, что легко отчаяться, опустить а бессилии руки и сказать: «Все, не могу больше». И вот недавно, беседуя с настоятелем старонижестеблиевского храма Святой Троицы отцом Петром (Токаревым), я спросила его о том же.

— Не зря ведь говорят, — сказал протоирей, — что умом Россию не понять, в нее можно только верить. Громко сказано, но я уверен, что если бы такой революционный перестроечный удар получила, какая-то другая нация, ее уже и не существовало бы. Русский человек, христианин — это что-то из ряда вон. Он может постичь и осилить все.

В словах батюшки свой ответ на вопрос. Ведь Старонижестеблиевская с ее возрожденным в последние семь лет храмом — это и теория, и практика вместе взятые. Мало кто верил, что без основательных капиталовложений разрушенная в 60-е годы церковь откроется, от нее оставались одни стены. Хотя, если бы храм сохранился лучше, неизвестно, передало бы его государство в ведение церкви или попридержало бы для себя. Возвращение это выполнял в крае уполномоченный по делам религии. Увидев слишком большие разрушения храма, он легко согласился вернуть истинно церковную недвижимость, пусть, мол, сами мучаются, восстанавливают.

И вот невысокий, скромно одетый, сухонький мужчина, только с портфельчиком а руке шагает по окраине станицы. Грязь непролазная. Пустырь, которого люди даже побаивались, обходили стороной, и разрушенный храм со следами былого величия и красоты нововизантийского стиля встретил своего настоятеля. Кто знает, как бы отреагировал другой на это запустение, это запустение, а отец Петр вошел, перекрестился, под свист гуляющих сквозняков отслужил сам себе молебен, потом, пристроившись на кирпичах, отобедал нехитрой едой, и пошел в станицу искать людей, с которыми предстояло восстанавливать храм.

Теперь многие уверены, что отец Петр — строитель, закончил строительный институт. Нет, институт он действительно закончил, но по линии авиационного, машиностроения. А вот в строительном созидательном даре природа ему не отказала. И свыше было дано, и детство подростка, потерявшего в войну отца, многому научило. До Троицкой церкви отец Петр восстановил еще две. Именно в этот опыт и верил Архиепископ Краснодарский и Новороссийский Исидор, посылая батюшку а Старонижестеблиевскую. Но если в Ростовской области красивый компактный храм на горке нужно было просто отстраивать — только меняй прогнившее на новое по образцу, то здесь его ждало пустое место.

На фотографии хорошо видно, что ни колокольня, ни купола с крестами в 1989 году не возвышались над церковью. «Выйду на дорогу и стою по полчаса, представляю в воздухе пропорции — сколько высоты, сколько ширины», — вспоминает отец Петр.

Он все вымерял сам. Прикинул, спроектировал, пропустил через свои крупные, натруженные руки. И не только потому, что такой дотошный по характеру. По-другому просто не поднять того храма, ведь восстанавливали его на рубли, копейки прихожан. Крупных сумм на строительство никто не отстегивал. Колхоз, правда, иногда выручал досками, известью, кирпичом, но это не спасало, На технику, например, денег не хватало. «Недалеко строился милиционер. так у его двора и автокран, и трактор, и самосвал, а мы только на отделку купола 100 тонн бетона ведрами перетаскали!». Иногда приезжали колхозные специалисты-строители, но разводили руками — храмов-то они никогда не строили, а тут особые инженерные сложности. При монтаже колокольни, например, башенный кран не годился. Сделали дедовским способом — лебедку установили, приготовили специальные козлы, Монтаж был и сложным, и опасным, а ну как лебедка не выдержит, а внизу люди. Потому на самые опасные места отец Петр шел сам. Сам брался и за то, на что не хватало денег — ну где искать мастеров покрывать колокольню, купола? Месяцами не сходил с лесов, но сделал добротно, с какой стороны ни глянь — не придерешься. Колокольня вышла красивая. Состоит она из восьми граней. Правда, все сразу они не видны, Кажется, две-три. Но идешь вдоль храма и постепенно открываешь еще грань, еще, еще. Примерно так же по ходу строительства открывались и новые грани отношений, характеров, проблем. Надо отдать должное и некоторым станичникам. Многие провели здесь не один месяц. Носили песок, штукатурили, белили, красили, просто ходили по дворам, отыскивали хотя бы половинки уцелевшего старинного кирпича — того золотого материала, который не боится ни сырости, ни жары, ни времени. Его набрали 40 тысяч.

Много привезли из райцентра, станицы Полтавской. Старожилы станицы помогали отыскивать драгоценные прямоугольнички. И остатки кирпича с бывшей полтавской церкви пошли на облицовку Троицкого храма — церкви тоже умеют поддерживать друг друга.

А параллельно с восстановительными работами отец Петр ездил по пятницам на службу в станицу Новомышастовскую, где прихожанам отдали здание старого детского сада и оно требовало большой переделки. Мышастовцы рассказывали, как отец Петр вместе со старостой ломали печку — черные от сажи, размазывая пот, в дикую жару возились дотемна. Потом делали иконостас, оборудование для алтаря. Священник буквально разрывался между двумя станицами. И хотя с открытием молитвенного дома в Новомышастоаской «верхи» его не торопили, он торопился сам — старые прихожане просили: «Не ровен час, помрем, не перекрестившись на алтарь».

Уставал так, что засыпал на рабочем месте. Утром тело словно окостеневало — ни ногой, ни рукой не пошевелить. Как поднимался отец Петр, сам до сих пор удивляется. Но уже вскоре его видели в храме, легко снующего по высоким строительным лесам. У здоровенных молодых мужиков дух захватывало, глядя вверх. Страшновато было и ему, но вида не показывал, и другим ничего не оставалось, как следовать примеру батюшки, Страх высоты очень коварный. Не поборешь — он тебя и раздавить может. Все бы ничего, но перебарывать-то его приходилось каждый день.

…В истории восстановления Троицкого храма в станице Старонижестеблиевской, как видите, много граней. Но они отражают не только материальные трудности строительства, физические перегрузки и усталость, было кое-что и более тяжелое. А именно — неожиданно стало просачиваться мнение о том, что храм станице не нужен, якобы станичники против, есть, мол, проблемы поважнее. Отца Петра стали приглашать на беседы. Люди, строившие храм, заволновались — неужели все напрасно?

К счастью, времена уже были другие и в белом доме нашлись мудрые люди, подсказали священнику, «откуда ветер дует». Тогда-то он и решился на откровенный разговор и попросил сочинителей жалоб: «Не надо, не помогайте ничем. Главное — не мешайте!» Хотя чаще всего обходится без подобных бесед, молча рассчитывает на совесть, как, например, в вопросе возвращения церкви ее былого имущества. Отец Петр отлично знает, у кого из станичников находятся некоторые церковные иконы, но не пытается возвращать их силою. На то добрая воля должна быть, считает он, а вообще, хорошо уже и то, что иконы целы. Стыдить же людей — мало проку. Надо верить, вот и все. И наша вера будет самым лучшим вразумлением человека.

Отца Петра и его прихожан предупреждали, что без солидной материальной поддержки храм им не поднять, опытнейшие экономисты говорили откровенно, что вложенные затраты раз в пять будут превышать доходы. Все выдержали, все осилили, видимо, потому, что не только доходы-расходы считали, но и что-то другое, что понятно только нашему человеку. Он действительно — из ряда вон. В нем столько разных граней, что не сосчитать. И чем больше их испытывают на прочность, тем крепче держат они свою колокольню, отстроенную людьми заново.