От старых деревянных корпусов до попадания в «золотую обойму»

Николай Иванович Горовой имеет богатую и интересную биографию. Большая её часть связана с Красноармейским районом. Здесь он был председателем колхоза «Советская Россия» станицы Староджерелиевской и первым секретарем районного комитета партии. Это было время строительства мелиоративных систем, социальных строек, активного развития спорта, культуры, образования. Обо всём этом — в интервью Николая Горового журналистам «Голоса правды».

— Николай Иванович, расскажите о своей судьбе, как привела она Вас в Красноармейский район?

— Вообще-то я динчанин. Родился и вырос в селе Красносельское. За первые девять лет трудовой жизни успел поработать рядовым колхозником, счетоводом, бухгалтером, экономистом, бригадиром комплексной бригады и управляющим. После Ростовского института народного хозяйства какое-то время был секретарем партийной организации колхоза «Россия». Это в Новомышастовской, которая одно время относилась к Динскому району.

Ну а закончились мои перемены мест, после того как в Славянском горкоме предложили возглавить колхоз «Советская Россия» в станице Староджерелиевской. Это был декабрь 1965 года.

— Получается, что Вам тогда было…

— Не было даже 28 лет. Выборы прошли тихо-мирно, я бы даже сказал буднично. Но, как оказалось, это было первое впечатление. Вечером, после собрания, я распорядился прислать за мной машину в Новомышастовскую (там жил) раненько утром. Жду – нет никого. Уже на часах восемь, затем девять утра. У меня шальная мысль: «Может за ночь переизбрали?» Потом вместо водителя приезжает главный агроном и, смущаясь, оправдывается: вчера, мол, по случаю, немножко приняли на грудь.

Ладно. Въезжаем в станицу Староджерелиевскую, и тут я пониманию, какое это немножко. По обочине дороги шаткой походкой идет мужчина. И, оказывается, это главный энергетик колхоза. Это что еще такое? Я разозлился, решая про себя, что с таким специалистом надо срочно расставаться. Но вот выяснилось: это человек вообще не пьющий, а, поддавшись всеобщему настроению, он пошел под откос. А настроение у колхозников было скверным. Про меня сказали так: «Вот привезли на нашу голову кота в мешке…» В общем, надрались в колхозе не с радости, а с горя…

— Надо понимать, что дела в колхозе шли не лучшим образом?

— Это мягко сказано. Я увидел полный упадок. На фермах ни одного кирпичного корпуса. Старые, покосившиеся кошары, коровы, подвязанные веревками. От бескормицы они на ногах не держались. Техники – раз-два и обчелся. Я сел в УАЗ и чуть было не остался без ног — пол провалился. Колхозная касса пустая. По станице тянется одна единственная дорога-гравийка. Не было даже больницы. А самое главное, это то, что люди совершенно не верили, что все можно исправить, работать лучше и жить лучше.

Хвала Господу и люцерне

— С чего решили начинать?

— С зарабатывания денег. Будут деньги, можно строиться, покупать технику, премировать. Осмот ревшись, я пришел к выводу, что быстрый заработок можно сделать на многолетних травах. Во-первых — корм для скотины, во-вторых, семена люцерны в то время очень ценились и кто сумел поставить это дело на должный уровень, не бедствовал. Получилось. Даже на подтопляемых джерелиевских землях люцерна хорошо выходила. Уже в 1967 году с семян выручили два с половиной миллиона рублей.  Появилась возможность стимулировать трудовые успехи. Сработали хоть чуть-чуть сверх плана – получи. Люди стали проявлять интерес сделать больше, сделать лучше. Тогда станичники не очень были привязаны к подсобному хозяйству, к огородам и т.д. Основное материальное благополучие стал давать колхоз.

За период с 1966 по 1975 год построили школу, узел связи, больницу, два детских сада. И в самом колхозе приличное количество объектов, начиная с гаража и заканчивая крупным мехтоком. А там и в новое здание правления колхоза переехали.

— Рывок необыкновенный. Это как-то было отмечено в верхах?

— Да. И на очень высоком уровне. В 1975 году наш колхоз попал в золотую обойму – 50 коллективных хозяйств страны были награждены юбилейный почётным знаком ЦК КПСС, Президиума Верховного Совета СССР, Совета Министров СССР и ВЦСПС. Награду приурочили к 50-летию образования Союза ССР. Это была большая честь.

Строгость уважению не помеха

— Как думаете: Вас, как председателя, люди больше уважали или боялись?

— Ну, насчет боялись, не знаю. Хотя не без этого… Как-то раз выезжаю ночью на УАЗе посмотреть, что там с сеном. Когда — раз, что-то мелькнуло. Я фары выключил, скорость снизил. Подъехал к копнам и уже там подсветил. Оказалось, трое наших колхозников сено воруют: один сверху набрасывает, двое других в кузове машины, — принимают. Тот который на копне, сразу же давай зарываться, мол, меня здесь нет и не было. Короче созвал я всех троих, спрашиваю, что делать станем. Ребята извиняются, говорят, что тут же перегрузят сено обратно, сделают так, как будто ничего и не было. Я решил не заострять ситуацию. Но чтоб крепкую точку в этой истории поставить, пригласил на разговор жен этих самых заготовителей. Потом они признались: это было самым строгим наказанием.

В другой раз большая беда случилась. Приезжаю из командировки, а жена мне: «У нас пожар. Четыре скирды сена сгорело…» Бог мой! Я так и сел.

Стали выяснять отчего и почему. Пришли к выводу: в скирду попало сырое сено, стало греться, и вот он результат. Кто виноват? Кого наказывать? Собрал я людей и говорю: как хотите, а чтоб через две недели накосили травы на четыре скирды. И что бы Вы думали! Валы, валики, всякие неудобья – отовсюду траву собрали и восстановили потерю. Это про уважение и строгость.

Всегда готов

— А были попытки подпортить репутацию.

— Не без этого. Накатали жалобу. Мотив такой: вот Горовой дом затеялся строить в Джерелиевке. Достроит, продаст и поминай, как звали. Ну, да. Строил, потому что жил в маленьком домишке. Комбайнеру, значит, можно улучшать жилищные условия, а мне, что, нельзя? А однажды два механизатора шли по улице, где я жил. Возможно, они были под хмельком, потому что один басил на всю округу. Вот, мол, чуть какая промашка председатель вызывает на ковер, а ему самому, что, слабо к людям приехать, вот к нам, например. Тут собрание. Говорю: «Некоторые колхозники хотят, чтобы я приезжал на полевой стан или на ферму и отвечал на вопросы. Я готов. Куда ехать?»

Тут маленькая, но существенная деталь. Я завел правило транслировать по радио ход собрания. Доклад мой, прения… Все в эфире. В общем, колхозники от души посмеялись, мол, ехать туда не знамо куда, а главное – зачем.

Были попытки обмануть. Сейчас смешной случай расскажу. Занялись мы обустройством станицы, чтоб все красиво и культурно было. Субботник провели. Цветы высадили, кустарниковые. Не успели полить – их выкопали. Я снова зову на субботник: «Будем заводить клумбы до тех пор, пока у тех, кто крадет, руки не отсохнут». Толи угроза подействовала, толи уже накопали себе – больше ничего не трогали. И вот однажды после очередного субботника, я уставший пришел домой. Поужинал и тут вспомнил, что надо решить один вопрос с председателем профсоюзного комитета. Звоню. Трубку берет жена и отвечает, что ее благоверного нет дома. Я — за ниточку. А где он? Она рассказывает: «Пришел, спрашивает про десятилитровый баллон вина, мол, Николай Иванович добро дал отметить благоустройство в парке. Он тоже с нами…» И задает вопрос: «А вы, правда, с ними?..» И смех, и грех, как говорится. После этого случая других попыток прикрыться председателем не было.

Батько

— А правда, что Вас называли «батькой»? Вы ведь как руководитель были очень молоды…

— Года через два, действительно, раз слышу «батько», другой раз. И пошло-поехало. Мне было лестно такое обращение. Правда, молодость давала знать. Однажды «батько» наломал дров – до сир пор стыдно как вспомню тот случай.

— Расскажите.

— Был такой рабочий момент. Приезжаю на поле, где пшеницу убирают. Вижу и тут, и там потери. Я за управляющим и агрономом. Сажу их в свою машину, вывожу в поле и вот идем мы по диагонали. Там колоски здесь колоски. Управляющий с агрономом хмурые, понимают, что замечание справедливое. Тут я говорю «оставайтесь-разбирайтесь» и уезжаю. В общем, бросаю их. А управляющий, чтоб было понятно, участник Великой Отечественной войны, а агрономом — женщина… Нехорошо получилось.

За дровами

— А в отношении Вас были дисциплинарные взыскания? Например, просто выговор или с занесением.

— Конечно. Был один выговор, на который я махнул рукой. А дело получилось вот какое… На уборку риса нам выделили в помощь пятьдесят автомобилей. И вдруг задождило. Я отпустил машины в Горячий ключ за дровами. В те годы в основном было печное отопление — как без дров. Еще помню и порадовался: вот здорово, что перевозчик появился. Не успели машины вернуться, приглашают в райком партии на бюро. Кто-то сдал. И вот – бюро. Первый секретарь Павел Терентьевич Бадран говорит: «Товарищи члены бюро! Кому страда, а Горовому дрова…» И начал полоскать. Я объяснил, почему принял такое решение. Не помогло. Влепили выговор… Правда потом, приглашает Миронов (был такой заведующий орготделом, прим. редакции) и говорит, чтобы я написал просьбу о снятии выговора. Нехорошо получается, тебя, мол, собираются выдвигать в депутаты Верховного Совета, а тут, такая клякса. Наверное, надо было написать, но я уперся. Нет и все. Хотите аннулировать наказание – ваше право и ваше дело.

Продолжение следует…

Материал подготовлен корреспондентами «Голоса правды» Александром Косенко и Сергеем Базалуком

Открыть архив файлов